«Старший сын»: идея отцовства и братства. Маленькая кинорецензия

По пьесе Александра Вампилова «Старший сын» в 1976 году режиссером Виталием Мельниковым был снят одноименный фильм. Во многом благодаря этой экранизации, талантливый и не вполне оцененный современниками иркутский драматург стал известен широкому зрителю.

Творчество А. Вампилова (1937–1972) в советской драматургии стоит несколько особняком. Он был одним из тех, кто в эпоху идеологического удушья ощущал дыхание времени и ставил высокие нравственные вопросы. Персонажи пьес Вампилова живо очерчены и узнаваемы, диалоги как будто списаны с натуры. На контрасте внешней обыденности и остроты внутреннего напряжения действия более отчетливо открывается главная мысль автора. Это одна из особенностей вампиловского стиля: дать высокий нравственный посыл тому, что находится «рядом». Некоторые фрагменты его пьес заострены так, что можно было бы назвать их «проблесками евангельского смысла». Не лишена такого «проблеска» и пьеса «Старший сын», которая более знакома по упоминаемому телефильму.

Пьеса «Старший сын» обозначена как «комедия», и, действительно, перипетии сюжета, шутливый тон диалогов, веселый финал дают повод считать всё произошедшее лишь увлекательной историей. И, тем не менее, случайное знакомство двух незадачливых молодых людей с семьей Андрея Григорьевича Сарафанова скоро неожиданно перерастает в целую драму «отца» и «сына».

По сюжету два молодых развязных и едва знакомых между собой человека – студент Владимир Бусыгин (Н. Караченцов) и «дон жуан с гитарой» Семен Севостьянов по прозвищу Сильва (М. Боярский) – во время поиска приключений оказываются в незнакомом городке и, опоздав на последнюю электричку, вынуждены затемно искать ночлег. Начиная основательно замерзать, они пробуют стучаться в окна разных квартир, но отовсюду их с бранью прогоняют. Приятели, невольно подслушав семейный секрет одной семьи, решаются постучать в дверь квартиры, в которой живет семья Сарафановых – отец Андрей Григорьевич (Е. Леонов) с двумя детьми Ниной и Васенькой. Войдя в квартиру, Бусыгин после недолгого предисловия авантюрно называет себя сыном главы семейства – сначала «брату» подростку Васеньке, а затем и самому Андрею Григорьевичу. После некоторого замешательства глава семейства «узнает» своего «сына», и разыгрывается радостная «встреча». У Сарафанова настолько пробуждаются искренние отцовские чувства, что он, не пытаясь усомниться в честности «старшего сына», доверяет ему все свои семейные секреты.

Рассчитывая пробыть в доме лишь одну ночь, Бусыгин, поутру собирается тайно сбежать со своим приятелем, но останавливается, уличенный внезапно появившимся «отцом»: «Сынок, ты куда?..» Главный герой неожиданно для себя решает задержаться в доме, убеждая себя, что его удерживает чувство долга, а также надеясь поухаживать за дочерью Сарафанова. Однако постепенно он начинает удивляться наивной, но проникновенной отеческой заботой Сарафанова о себе. Бусыгин входит в роль «старшего сына» и пробует поучать «трудных» детей Сарафанова – Нину и Васеньку. Щадя «отцовские» чувства и уже совсем запутавшись, Бусыгин, сам выросший без отца, «на алиментах», начинает понимать, что его собственные наигранные чувства постепенно начинают перерастать в настоящие. «Этот папаша – святой человек», – задумчиво говорит он Сильве, который торопит приятеля с побегом. Студент не столько удивляется доверчивости Сарафанова, сколько начинает ощущать его живую, щедрую любовь, которой по-настоящему был лишен в детстве.

История, однако, не превращается в сентиментальное «усыновление». Действие фильма наводит на неожиданное открытие: стать отцом и стать сыном – вещь предельно доступная. Подлинно отцовские или сыновние чувства вкоренены в человеческую природу, и при условии доверительности и широты души они могут ожить – за краткое время! – у не родных по крови «отцов» и «детей».

Скорое и неизбежное раскрытие обмана оборачивается для Сарафанова настоящей трагедией: «Это невозможно… Не верю. Скажи, что ты мой сын!.. Ну! Сын, ведь это правда? Сын?!.. Не понимаю! Знать этого не хочу! Ты – настоящий Сарафанов! Мой сын! И притом любимый сын!» Сказанная в конце фраза Сарафанова «Вы все мои дети» – не кажется лишь слезным признанием разочарованного, несостоявшегося отца. «Все мы дети одного Отца» – возможно, это и дерзновенная аналогия, – но она может видеться главным лейтмотивом фильма. Именно отцовско-сыновние отношения – исконные, самые правдивые, живые.

Свое искреннее чувство, хотя и рожденное от дешевого обмана, Сарафанов всеми силами стремится удержать, сохранить. Он пытается убедить и «сына» не разрушать этих драгоценных для него чувств. Бусыгин обреченно подтверждает обман: «Я вам не сын». В конце концов, он, еще недавно представший прохвостом-обманщиком, признается, что «рад, что так всё получилось». Это все-таки отклик не проходимца, но, хотя и с оговорками, – уже почти «сына», который робко обещает «просто приезжать».

С темой отцовства и сыновства очевидно сопряжена и тема братства. В фильме ключевой момент объявления о «родстве» решен несколько иначе, чем в пьесе: Бусыгин неожиданно даже для Сильвы заявляет юному Васеньке о том, что он сын Сарафанова, а значит и его брат. В пьесе же это делает легкомысленный Сильва; Бусыгин, уже собравшись уходить, признается, что они лишь зашли погреться: «Что нам надо? Доверия. Всего-навсего. Человек человеку брат, надеюсь, ты об этом слышал. Или это тоже для тебя новость? Ты только посмотри на него. Брат страждущий, голодный, холодный стоит у порога, а он даже не предложит ему присесть». Сказанное в шутку упоминание о «страждущем брате» осенило Сильву, и он торжественно «открывает тайну», объявляя Бусыгина и Васеньку братьями, от чего сам Бусыгин поначалу долго отнекивается. Оригинальный, вампиловский вариант, когда главному герою «предлагают» сыновство, кажется более глубоким и драматичным.

Эта же тема повторяется в упоминании о «великой пьесе» Сарафанова. Сарафанов играет на кларнете в оркестре и тайно пробует сочинять. С горячностью он признается Бусыгину, что давно пишет одну вещь, в которой обязуется выразить «самое главное». О его сочинительстве иронично отзывается Нина: «Музыка-то?.. Потрясающая музыка. То ли кантата, то ли оратория. Называется «Все люди – братья». Всю жизнь, сколько я себя помню, он сочиняет эту самую ораторию». «Ну и как? – спрашивает Бусыгин у «сестры». – Надеюсь, дело идет к концу?». Нина отвечает насмешливо: «Еще как идет. Он написал целую страницу». – «Одну?» – «Единственную. Только один раз, это было в прошлом году, он переходил на вторую страницу. Но сейчас он опять на первой». – «Да, он работает на совесть», – заключает «старший сын».

Можно также отметить несколько, казалось бы, мимолетных, но важных в отношении общего смысла диалогов из фильма.

Перед попыткой побега. Сильва: «Ну?.. Чего ты ждешь?» – Бусыгин: «Иди… Я уйду позже…» – «Слушай! Напаяли мужика – хватит. Идем отсюда…» – «Дубина. Он сейчас войдет, а нас нет. Можешь ты это себе представить?» – «Ну, представил. Ну и что?..» Бусыгин понимает, что игра кончилась, и рана от разочарования у Сарафанова может оказаться непоправимой, Сильве же это безразлично.

Дома, в ожидании прихода Сарафанова. Кудимов (жених Нины): «А где папаша?» – Бусыгин: «Кого ты называешь папашей?» – «Как – кого?.. Отца Ниночки, твоего отца!» – «Ты с ним незнаком и уже называешь папашей…» Бусыгин ревнует и будто предъявляет права – ему кажется, что он сам уже почти выстрадал называть Сарафанова отцом.

Финал фильма вновь обращает действие в шутку: «Поздравьте меня, – говорит уже собравшийся уезжать Бусыгин, – я опоздал на электричку». И сквозь общий смех персонажей фильма зритель не может уже сказать, что «ничего не произошло», – нечто важное у всех всколыхнулось. Мы видим не только смеющегося чудака-Сарафанова, щедрого на любовь, но и «старшего сына», оказавшегося способным эту любовь принять.

 

иеромонах Тихон (Захаров)