Загробная участь неверующих: что отвечать прихожанам?

Что священнику отвечать людям на вопрос о том, какая загробная участь людей хороших, но не веровавших, которые в храм не ходили и не каялись?

Епископ Вениамин (Лихоманов), Рыбинск

Однажды архимандриту Павлу Груздеву кто-то тоже сказал, что такой-то человек неверующий. На что отец Павел ему ответил: «А кто нам дал право судить кто верующий, а кто неверующий. Вот когда предстанем перед Богом, тогда и узнаем, кто из нас был верующий, а кто неверующий».

Надо призывать людей к покаянию, а не к осуждению, суд Божий нам неизвестен.

Епископ Дионисий (Порубай), Москва

С одной стороны — мы, конечно, знаем, что загробная участь тех, кто Святым Крещением не просвещён, кто не приобщался Святых Христовых Таин очень печальна: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6, 53).

Но мы знаем, что Бог есть и Любовь, и Справедливость; и Его Божественная Справедливость всегда растворяется Милостью. Мы даже не можем себе этого представить, поскольку не умеем быть такими — мы и справедливыми-то редко бываем (уж про любовь и не говорю). А уж справедливость растворить милостью, да так, чтобы это было правильно — мы даже себе представить не можем как это. Но это и ненужно, потому что Господь выше нашего понимания.

Это с одной стороны. А с другой — есть какие-то конкретные случаи. И мы знаем таких людей, особенно живших в прошлом веке, которые не имели возможности попасть в Церковь, участвовать в церковной жизни. Для меня, подростка, например, так было. Это был конец 80-х годов, и у меня не было возможности приобщиться к церковной жизни, потому что я не знал, как мне заговорить не то что со священником, а даже просто с верующим человеком. Но я как-то по-своему молился. Эти вопросы меня не просто волновали — они были основными для меня. И я очень любил церковную жизнь — но так, со стороны, издалека.

Поэтому остаётся вопрос: как быть с такими людьми? Мы из опыта знаем, что они были настоящими христианами, хотя в храм не ходили и не молились. Я, например, знаю одного такого — это наш монастырский водитель, Алексей Васильевич. Вот он — да, образцовый христианин. Но единственный раз, когда я видел, как проявился его религиозный интерес — это когда мы с отцами были как-то в поездке и читали вечерние молитвы на балконе гостиничного корпуса. Алексей Васильевич тоже вышел на балкон, при этом как бы не проявлял заинтересованности, но оставался на этом балконе ровно столько, сколько мы читали эти вечерние молитвы. Ещё лежал у нас среди прочих диск одной православной певицы, и я заметил, что он некоторые из них слушает. Причём слушает почти постоянно. При этом, ещё раз повторю, больше никаких признаков религиозности он не высказывал. Вот я никогда не смогу сказать, что Господь лишит его Своей милости.

Поэтому я бы не стал, особенно беседуя с родственниками уже ушедших в вечность людей, сразу отвечать: «А что, они не верили, да? Не причащались? Ну всё, все погибли». Им нужно говорить о том, что за своих родственников нужно обязательно молиться, даже если они не были крещёнными. Понятно, в записках некрещёных не писать, но самим молиться и в храме, и дома, и надеяться на милость Божию.

Ещё студентом я переводил с церковнославянского на русский предисловие к Синодику рязанского Спасо-Преображенского мужского монастыря. Это документ XVII века. И там было поучение о поминовении усопших. Автор этого поучения настаивает на обязательном поминовении усопших. Говорит о том, что это дело спасительное и для них, и для нас, и приводит пример: «Но как великие святые умолили Бога даже за неверные и некрещёные, а уж нам-то за своих верных сродников, братьев и сестёр, молиться тем более обязательно». Я думаю, что это намёк на известную историю с императором Трояном, когда Господь ответил молившемуся святителю: «Твоя молитва принята, но больше так не молись».

И, конечно, верующим надо понимать, что мы не знаем, спасутся ли наши некрещёные и неверующие сродники, уже ушедшие, которые жили в советское время. Мы не знаем, что будет с нашими такими же друзьями, братьями и сёстрами. Но для себя мы должны сказать абсолютно точно:

Что будет с ними — мы не знаем, но будем молиться и надеяться на милость Божию.

А такая молитва (о милости Божией) в конце концов стяжевает ответ от Бога. То есть в какой-то момент ты чувствуешь некое утешение, и тебе уже не надо задавать этот вопрос никому, ты сам всё понимаешь.

Но вот если мы отойдём от веры и будем заключать сделки с совестью и с миром — вот тогда наше спасение точно будет под большим вопросом.

Митрополит Лонгин (Корчагин), Саратов

Людям надо отвечать, что Божие милосердие не поддается нашему регулированию. Поэтому участь хороших, но не уверовавших людей, которые не ходили в храм и не каялись, мы оставляем на волю Божию. Мы не знаем об их участи.

Если вы посмотрите на любую старинную фреску Страшного суда, то увидите, что она состоит из нескольких частей. Обычно там очень красочно изображен Страшный суд, подземный мир и адские мучения грешников, Рай и блаженство праведников… А в центре этой фрески (как, скажем, в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры) нарисована привязанная к столбу человеческая фигура — бледная, почти бесплотная как некий призрак. Она как бы не находится ни в раю, ни в аду. Обычно объясняют, что это душа человека, который не согрешил в своей жизни так, чтобы быть отправленным в ад, но и не совершил ничего, достойного рая. Это, конечно, художественный иконописный образ, но определенная богословская интуиция в нем есть.

Епископ Алексий (Поликарпов), Москва

Я думаю, что прежде всего мы должны утешить и ободрить прихожанина, потерявшего близкого человека. Если покойный был крещёным (будем исходить из этого), то тот, кто пришел о нём позаботиться, надеясь на помощь Божию, может написать записку, поставить свечу, дать милостыню.

Пришедшему человеку надо сказать, что он может приложить собственные усилия для спасения души покойного, направив Господу свою молитву от сердца. Нужно объяснить, как это делается в церковном плане, ведь об умерших заботимся мы, живые, здесь и сейчас. Особенные молитвы нужны за тех, кто, может быть, при жизни не веровал или же сомневался.

У Крупина, известного православного писателя, есть интересный рассказ о молитве матери.

Однажды к идущему по городу священнику подходит женщина в тёмном платочке и просит его прийти в дом к её сыну, чтобы исповедовать и причастить его. Священник записывает адрес и отправляется туда на следующий день. Стучит в дверь, ему открывает человек ещё не совсем старый, но чувствуется, что спивается, поддатый. А этот батюшка, отец Василий, обращается к нему и говорит: «Меня прислала к вам ваша мать и просила, чтобы вы исповедовались и причастились». На что тот отвечает: «С того света просила, что ли?» И действительно, на стене перед собой батюшка замечает фотографию его покойной матери. Затем выясняется, что сын расстался с ней не самым лучшим образом: они поссорились, мать ушла из дома. Сын остался один и, когда мать скончалась, даже не узнал об этом вовремя, даже не был на её похоронах. Тем не менее он всё-таки внял голосу священника. Батюшка с ним поговорил. Он пришёл в церковь, исповедовался, причастился — и ушёл. Ушёл и пропал, больше со священником не общался. Через какое-то время батюшка снова на улице встречает ту же старушку, но уже в светлом платочке, и та благодарит его за то, что священник исповедовал и причастил её сына. Батюшка заинтересовался, что же дальше с ним стало, и решил его навестить. Стучится, но дверь никто не открывает: оказалось, мужчина тот совсем недавно умер. Выходит, мать за него молилась, чтобы её сын сподобился Таинств. Так произошло между ними примирение: мать-то всегда прощает ребёнка, тем более, христианка, но теперь уже и сыну удалось примириться с ней — и больше, с Богом — в своей душе. Насколько это было осознанно, знает только он сам. Но тем не менее, такая молитва за гробом, с того света что называется, была услышана и исполнена.


Комментарии
Роман Зимин иерей, Ростов-на-Дону:

Вот бы появилось соборное определение по этому вопросу… Потому что разброс мнений диаметральный. И кому-то из прихожан в церковной лавке попадается книга проф. Осипова, который допускает спасение некрещённых. А кому-то книга о. Даниила Сысоева, который этого не допускает, а кроме того в одном своём публичном выступлении называет проф. Осипова лжеучителем.

И где тут рядовым прихожанам да и духовенству разобраться? При том эти мнения могли бы звучать на уровне осторожных теологуменов. Но на деле накал дискуссии нередко достигает перехода на личности и обвинений в «неправославности» или, по крайней мере, недопрвославности оппонента.

Валерий Мартьянов иерей, Екатеринбург:

Что касается человека, привязанного к столбу на иконах Страшного Суда, то это персонаж из Предания Церкви — т.н. «милостивый блудник» (https://azbyka.ru/milostivyj-bludnik). Его положение между раем и адом обусловлено как раз тем, что он совершал: и делами милосердия, которые его уберегли от ада, и смертными грехами, которые стали препятствием для него в рай.

Валерий Мартьянов иерей, Екатеринбург:

И для чего тут нужно отдельное соборное определение? Вопрос ведь давно решен однозначно: «Кто будет веро­вать и креститься, спасен будет; а кто не будет веро­вать, осужден будет» (Мк. 16 глава). Почему надо это скрывать от прихожан или что-то придумывать?

Роман Зимин иерей, Ростов-на-Дону:

Серьёзные вопросы одной цитатой из Евангелия не решаются. Каждую такую фразу надо ещё истолковать. Учитывая весь контекст Писания и святоотеческую традицию. Тут-то и начинаются проблемы. Потому что разногласия относительно возможности спасения некрещённых / неверующих случаются в том числе среди уважаемых богословов. Которые хорошо знают Писание и святых отцов.

Мне нравится пример свв. Вифлеемских младенцев. Кто из них веровал и крестился? Или достаточно того, что они умерли за Христа? Крещение кровью? Но они же не выбирали, во имя кого умирать? Или, погибнув до Воскресения Христова, они попали в число ветхозаветных праведников? Не успев в общем-то праведно пожить.

Для себя делаю вывод, что милость Божья, вероятно, может превосходить богословские схемы. Но это на уровне ощущений, хотелось бы более объективных оснований.

И самые большие трудности возникают, когда умирает чей-нибудь некрещённый, но горячо любимый дедушка. Тогда, если не повезёт, его горюющие родственники могут услышать вердикт: «Очень жаль, конечно. Но некрещённые идут в ад».

Игорь Куликов диакон, Москва

Не помню в чьем житии, может быть отцы подскажут (не мученика Уара), есть эпизод, когда один праведник долго и горячо молился об одном своём близком человеке, который умер, не быв крещёным.

И вымолил, о чём ему засвидетельствовал Сам Господь.

Мне кажется, об этом и надо говорить вопрошающим родственникам:
Одному Богу известно, где его душа сейчас. Но как бы там ни было, Страшный Суд ещё впереди, поэтому Ваши горячие молитвы о нем и дела милосердия в его память, вместе с Вашей праведной жизнью, могут помочь ему спастись.

Тут с одной стороны нет никаких утверждений и обещаний (ведь и вправду один Господь знает), с другой — этот ответ не отвращает людей от Церкви, а наоборот может быть хорошим стимулом к воцерковлению.

Во всяком случае, из моего скудного опыта общения с такими родственниками, этот ответ их явно удовлетворял и был поводом для небольшой беседы на тему — что такое праведная жизнь.

Роман Братчик протоиерей, г. Курчатов:

Проблема в том, что довольно много отцов, которые точно определяют страшное место загробного пребывания. Это касается и неверующих, и некрещенных, и суицидников, и умерших в состоянии алкогольного опьянения и т. п. Но никто из них не был на суде Божием и не слышал решения. Так что, наверное, лучше умолкнуть и предоставить Всемилостивому Богу решать такие трудные проблемы. А родственникам так и сказать — не знаю. Но молиться можно и, наверное, нужно за всех.

Вячеслав Малов иерей, с. Перво

Недавно с интересом просмотрел ваши мысли по данному вопросу и хочу предложить свои убогие размышления. К сожалению, опыт у меня совсем не большой. Недавно отметил пять лет священнического служения, плюс еще год дьяконского. Однако некоторые мысли хочу предложить на ваш суд.

Во-первых, хочу поблагодарить отца Валерия за цитату: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк. 16: 16).  Не думаю, что есть авторитетное святоотеческое толкование, которое позволит вывернуть эти слова и сказать, что может и некрещеные спасутся. Не спасутся. Однако принять правду этих слов подчас тяжело даже нам, священникам. Эти слова, они как острый меч, а меч — это не игрушка. Не всегда уместно этим мечом размахивать. Можно самому от неумелости «порезаться», можно хороших людей «порезать», которые случайно попались под руку.

Если речь идет не о конкретной ситуации и не о конкретных людях, а например, нужно сказать проповедь на Родительскую субботу, когда в храм приходят очень разные люди, мне кажется, лучше избегать крайних суждений. Я обычно говорю примерно так: «Мы с Вами крещеные люди. Над нами было совершено великое Таинство, в силу которого мы имеем невидимую, но действенную связь со Христом, а через Христа — и друг с другом. И вот именно в силу этой связи, которая не прерывается даже после смерти человека, наша совместная молитва за усопших в этот день имеет великую силу и великое дерзновение. Что же касается некрещеных людей, мы знаем, что такой вот таинственной связи у нас с ними нет. Именно поэтому мы не можем писать имена этих людей в церковных записках и молиться о них наравне с людьми крещеными. Мы не знаем, как Господь будет судить этих людей, но опыт Церкви говорит, что даже за них мы можем и должны молиться. Только дома, келейно…» и так далее. Может, кто-то считает, что говоря так, я погрешаю против Истины?

Вячеслав Малов иерей, с. Перво

Но все же, тема обсуждения, насколько я понимаю, касается в первую очередь людей неверующих. Секрета не открою, если скажу, что в нашем отечестве людей крещеных, но не верующих полным-полно. Это неправильно, но такова реальность сегодняшнего дня. На эту тему хочу рассказать один случай, который со мной недавно произошел.

«Милость и истина сретостеся; правда и мир облобызастася» (Пс. 84:11).

Я служу на селе. До меня дошел слух о тяжелой болезни одного человека. Оказалось, что я с ним знаком. Имел с ним некоторые хозяйственные дела. Тот еще безбожник. За пять лет моего служения в храм зашел всего один раз и то непонятно для чего. И вот мне сообщают, что у него последняя стадия рака и он уже не встает.

Я решил к нему зайти «на разведку». Ни Даров Святых, ни требника с собой не взял. Его родные очень рады были меня видеть. Сразу же пустили. Захожу к самому. Действительно, лежит. Говорит уже неразборчиво. Я поздоровался и посидел с ним. Попросил прощения (мы с ним были как бы в ссоре по одному хозяйственному вопросу и довольно давно не общались).

Потом я взял его за руку и говорю: «Слушай, друг, если хочешь, чтобы я тебя пособоровал, сожми мне руку». Руку мою он не пожал, а решительным движением убрал ее в сторону. На нет и суда нет.

Его родственники оказались разочарованы тем, что я «ничего не сделал». Постарался объяснить им, что если человек не хочет, а мы будем применять Таинства, мы сделаем ему только хуже.

Буквально на второй день мне сообщают, что он умер и родные просят меня совершить отпевание. Естественно, очное. Вот тут я ВНИК (было такое меткое словечко, когда в армии служил; оно означает, крепко задумался о чем-то тягостном и неприятном). Как я могу отпеть человека, который был принципиальным безбожником, и я об этом прекрасно знал? Мало того, в последние дни своей жизни, он ясно выразил свою волю, и у меня на глазах сказал Богу «нет». Я это знал, но если можно так выразиться, знал это на 99%. Оставался еще 1% ошибки. Вдруг я что-то сделал, или что-то понял неправильно? Например, употребил слово «соборование», с которым у деревенских людей связано много предрассудков, и этот заблудший раб Божий не хотел говорить Богу «нет», а просто испугался скорой смерти в силу предрассудка. С другой стороны, он жил совсем рядом с храмом, слышал колокольный звон. Много раз мог просто прийти и узнать все, и приступить к Таинствам… Еще с другой стороны, я отпел уже много людей, которые, по всей видимости, были не лучше нашего героя. Просто я их не знал. Приносят человека в церковь. Все чин-чином. Крещен. Справка из морга. Оказывается, жил человек в нашем селе недалеко от храма, а я, священник, вижу его первый раз. Приятно познакомиться! Отпевал, конечно. Обычно я так рассуждал: если формальности соблюдены, и есть люди, готовые доставить усопшего в храм и помолиться за него, это чего-нибудь да стоит (не у всех усопших есть родные, которые готовы войти в лишние издержки и неудобства). Т. е. я отпевал преимущественно ради этих людей. Попутно проповедовал, старался им что-то объяснить.

А в этот раз я никак не мог разрешить своего затруднения. Затесалась даже крамольная мысль: сказаться больным и позвать на отпевание священника из соседнего села, который не знает всей этой истории.

В конце концов, я решил, как в популярной телеигре, воспользоваться опцией «звонок другу». Позвонил духовнику нашей епархии прот. Серафиму Правдолюбову.

О. Серафим предложил поистине соломоново решение. Он сказал: «Не следует заносить в церковь человека, который при жизни не захотел в нее войти. Пусть просто его похоронят. Однако тем родным, которые хотят за своего усопшего молиться, предложи через несколько дней после погребения прийти в церковь, и, если они пожелают, соверши для них заочное отпевание». Впоследствии я убедился в правильности этого решения.

В самый день похорон так получилось, что я проезжал мимо дома, где проходила поминальная трапеза. Решил зайти. Думаю, правильно поступил. Я увидел, что многие были расстроены моим отказом совершить очное отпевание, а некоторые были немного злы на меня, не вполне разобравшись, в чем тут дело. Я поговорил с этими людьми. Постарался убедить их, что состояние воли усопшего намного важнее, чем формальное совершение церковного отпевания. Не знаю, насколько преуспел. Еще я сказал им, что отказ в очном отпевании не означает, что за усопшего не нужно молиться, что наоборот, те кто знал и любил усопшего обязательно должны это делать. Пригласил тех, кто пожелает принять участие в заочном отпевании через несколько дней. Кажется, у меня получилось утешить этих людей, хотя видел, что не все прониклись моими словами.

В заочном отпевании приняли участие жена и дочь усопшего и еще одна женщина. Молился я с тяжелым сердцем и сократил чин насколько смог, однако центральные все вещи (евангелие, разрешительную молитву), конечно, оставил. И вдруг в конце этого чина всю мою тяжесть как рукой сняло. Случилось это, когда я произносил отпуст. Развернулся к ним, а жена и дочь усопшего все в слезах. Думаю вся эта ситуация как-то их «зацепила». И отказ в очном отпевании, и мои убогие речи на поминках, и то как мы это заочное отпевание совершали (думаю они почувствовали, что мне это тяжело, но что я постарался сделать для них и для усопшего все возможное). На другой день дочь усопшего пришла на Литургию и отстояла всю службу. Возможно, она это сделала первый раз в жизни. И хотя был светлый праздник — Преображение Господне — ради нее я произнес на Литургии заупокойную ектению.

Александр Чертилин протоиерей, с. Базарьянка

Доброго здравия всему сообществу. Согласен с о. Романом Зиминым, по поводу младенцев. Да и многое святые нашей церкви (мученники) не были даже крещены. Но вопрос о молитве им не стоит для нас. Там решает Всемилостивый Господь. Поэтому думаю, что «наверное, лучше умолкнуть и предоставить Всемилостивому Богу решать такие трудные проблемы. А родственникам так и сказать — не знаю. Но молиться можно».

Портал Пастырь